Звуки флейты, писал А. Жоливе (1905–1974), более всего «отягощены тем, что есть в нас внутреннего и космического». Флейтовые сочинения этого французского композитора и произведения для духовых в целом, действительно, зачастую наполнены сакральным, мистическим смыслом. Автор обращается к античным и средневековым сюжетам, к религиозным образам. Неслучайно поэтому музыку Жоливе называют космологической: музыкально-содержательный ряд «Пяти заклинаний для флейты соло» (1936), «Пасторалей Ноэля» (1943), «Дельфийской сюиты» (1943) и других сочинений поднимается над бытийным, временным, исследуя общечеловеческие проблемы, мир в его целостности.
В ряду подобных опусов — «Песнь Линоса» для флейты и фортепиано (1944). Написанное во время Второй мировой войны, произведение никак не связано — напрямую — с реальными событиями, но, вместе с тем, посвящено извечным размышлениям о жизни и смерти.
Название сочинения отсылает к древнегреческому мифу о Лине — сыне Аполлона, который дерзнул бросить вызов своему отцу в искусстве пения. Античные источники предписывают Лину создание первых плачей, и со временем само имя музыканта стало ассоциироваться с погребальными песнями.
Так же определяет Песнь Линоса и сам Жоливе в предисловии-эпиграфе к своему сочинению: «Песнь Линоса в греческой античности являлась песней-плачем: погребальный плач, рыдание перемежалось с восклицаниями и танцами».
В этих словах, которые можно считать своеобразной программой к пьесе, отчетливо выделены три образные сферы: плач, крики и танец. Их чередование и синтез обеспечивают неповторимое своеобразие произведения Жоливе. В виде таблицы композицию «Песни Линоса» можно отобразить так:
Вступление |
Плач |
Крики |
Плач |
Крики |
Танец |
Плач |
Крики |
Танец |
1–16 тт. |
17–33 тт. (Meno mosso) |
34–46 тт. |
47–58 тт. (A Tempo) |
59–80 тт. (Piu mosso) |
81–175 тт. (Allegro) |
176–187 тт. |
188–196 тт. (Piu mosso) |
197–229 тт. |
«Песнь Линоса» начинается с импровизационного зачина. Из первого звука (g2) рождается свободный прихотливый мелодический узор. С каждой новой фразой мелодия флейты поднимается все выше, пока не достигает в кульминации на ff h3.
Вслед за вступлением одна за другой экспонируются основные образные сферы. Гибкая протяженная кантиленная монодия как бы парит над остальным звуковым пространством, «отрываясь» от фортепианного аккомпанемента: метроритмическая организация двух партий нарочито не упорядочена, доли внутри такта (кроме первой) никогда не совпадают. Этот прием, разумеется, создает немалые трудности для исполнителей, однако, в то же время, рождает впечатляющий звуковой эффект. Завораживающая, таинственная мелодия у флейты на фоне мерцающих фортепианных созвучий передают зыбкое, мистическое состояние. На плачевую природу мелодики данного раздела указывает общий нисходящий рисунок флейтовой партии, с ее мягкими секундовыми и терцовыми интонациями.
Свободное развитие кантилены attacca переходит в экспрессивный раздел «восклицаний-криков». Темп становится более подвижным, в партии флейты появляются стремительные пассажи секстолями на ff, форшлаги и фруллато, а мелодическая линия то резко уходит вверх, поднимаясь почти на три октавы за один такт, то срывается обратно.
Плач и крики, два пути принятия смерти, дважды сменяют друг друга в «Песне Линоса» перед появлением последней образной сферы, вакхического танца. Раздел Allegro, вместе с тем, по своим масштабам превосходит все предыдущие, что позволяет некоторым исследователям считать его центральным. Безудержное движение шестнадцатыми в духе perpetuum mobile противопоставлено как первому, плачевому, образу, так и преувеличенно выразительным возгласам второго раздела.
Контрастные эпизоды плача, криков и танцев связывает меж собой единый античный колорит. Свободная метрика, импровизационные пассажи, линеарность, монодийность флейтовых мелодий также играют объединяющую роль в композиции.
Несмотря на атрибуцию «Песни Линоса» как погребального плача, пьеса, совершенно в духе античного искусства, лишена всякой трагической аффектации. Синкретичность древнегреческого обряда, включающего как плачевые, так и танцевальные разделы, позволяет размышлять о смерти в философско-отвлеченном ключе. Вместе с Жоливе мы исследуем конец земного пути человека в его неотъемлемой связи с самой жизнью и всеобщим порядком мироздания.
Надежда Карпун